целый район, не пуская туда немцев. Мы с ними сразу подружились. А деревню так и прозвали — «Партизанская»…

Стихийно возник митинг. Выступали партизаны, потом приветственное слово держала наш замполит Евдокия Яковлевна Рачкевич, говорили летчицы, техники.

— Теперь в Крыму война кончится. Скоро уже. Немцу в Севастополе не удержаться, — успокаивали нас жители, словно оправдываясь, что вот они уже могут сегодня спать спокойно, а нам еще нужно лететь за линию фронта.

Летный состав ушел отдыхать перед ночными полетами. Неожиданно нас разбудила стрельба. Мы выскочили на улицу и увидели, что над деревней и над аэродромом носится пара «хейнкелей». По-2 стояли на открытом месте и не были никак замаскированы. Кругом — голая степь, ни веточки. Фашистские самолеты сделали несколько заходов, подожгли три наших По-2, расстреляли все свои боеприпасы и улетели. На аэродроме находились техники. Четыре девушки были ранены, но, к счастью, легко.

Начинало темнеть. На следующий день следовало ожидать вторичного налета. Командир полка приняла решение перелететь на другое место. Отработав боевую ночь, на рассвете мы улетели из гостеприимной деревни и спустя полчаса уже приземлялись на площадке под Феодосией. Над самой землей стлался туман, и вдали из светлого тумана поднимались пики гор…

А «хейнкели» действительно собирались еще раз проштурмовать наш аэродром, уже более основательно. На этот раз их было восемь. Но им не удалось выполнить свое намерение. Наши истребители встретили их на полпути, трех сбили, а остальных обратили в бегство.

Вечером получили задание бомбить противника, отступающего по дороге к Ялте. В основном — машины на дороге.

…Маршрут лежит от Феодосии к Ялте. Напрямик, через море. Медленно ползет мой По-2 между морем и облаками. Берег далеко. Изредка проглянет между облаков месяц. Вся поверхность моря — в пятнах, темных и светлых. Там, где падает на воду тень от облаков, — темные, а где просветы — светлые.

Я лечу высоко. Время тянется долго-долго. Неприятно болтаться над водой так далеко от земли. Постепенно меня охватывает тягостное чувство одиночества. Правда, я не одна: сзади сидит Нина. Но я чувствую, как одинок мой самолет, мой бедный ночной бомбардировщик, затерявшийся среди туч над пятнистой водой.

Море, море… В случае вынужденной посадки — деваться некуда. А если очутишься в воде… Выдали нам спасательные жилеты, надувные! Чтоб держаться на поверхности…

— Нинок, ты что молчишь? — обращаюсь я к штурману. — Скоро ли берег?

— Да вот, понимаешь, ветер встречный. Поэтому и тащимся целый час.

И она опять замолкает. Видимо, у Ниночки тоже настроение неважное. В самом деле — почти два часа болтаться над водой. Затоскуешь.

Вдали показалась земля. Постепенно она приближается. Сначала видны Крымские горы. Они еще местами покрыты снегом — апрель. Потом — темные очертания берега.

Уже и суша под крылом самолета. На дороге, ведущей к Ялте, много огней. Дорога узкая, с крутыми поворотами. Ночью здесь невозможно проехать машине, не зажигая фар. Непременно свалится с обрыва. И вражеские машины идут тесной колонной, почти вплотную одна к другой. Это — единственная дорога для отступления.

Мы бомбим прямо по фарам.

Неожиданно снизу бьет фонтаном пулеметная трасса. Прямо перед мотором.

— Влево, влево бери! — кричит Нина.

Трассирующие пули летят расходящимся пучком. Они совсем близко и кажутся очень яркими. Я бросаю самолет влево, но уклониться от них невозможно. Мы уходим в сторону моря, и я отчетливо слышу в ровном гуле мотора непривычный стук. Что-то неладное с мотором, но он тянет, и мы летим. Не напрямик, конечно, а стараемся держаться поближе к берегу, намного удлинив обратный путь.

Я все время прислушиваюсь к стуку, и временами мне кажется, что мотор вот-вот остановится. Тогда я ощущаю легкое поташнивание и начинаю усиленно разглядывать землю — светлеющую внизу каменистую полоску берега…

Вернувшись утром, когда все летчики уже давно уехали с аэродрома и легли отдыхать, мы застали на старте дежурного по полетам и, конечно, Иру. Она ждала нас.

— Ну, вот наконец и вы, — вздохнув, сказала она устало, как будто ничуть не сомневалась, что мы возвратимся, только была недовольна, что слишком уж задержались.

Пылает вражеский самолет

Третью неделю у меня кружится голова. Вероятно, от переутомления. На земле это не страшно. А в воздухе приходится постоянно держать себя в напряжении. Только ослабишь напряжение — как звезды моментально начинают вращаться вокруг самолета и кажется, будто это сам самолет разворачивается.

Иногда я засыпаю в полете. Это случается, конечно, в спокойной обстановке. Засыпаю на несколько секунд, и в течение этих коротких секунд мне снятся длинные сны… Просыпаюсь всегда от шума мотора: вдруг начинаю его слышать, вздрагиваю и, открыв глаза, озираюсь, пытаясь как можно быстрее сообразить, что к чему и где я…

Полковой врач Оля Жуковская выдает нам специальный шоколад «Кола», чтобы мы бодрствовали всю ночь. Мы съедаем его пачками, однако спать все равно хочется.

Но сегодня не поспишь: в Севастополе работает около тридцати прожекторов…

Густая, черная ночь нависла над Крымом. Мой самолет медленно летит во тьме, забираясь все выше, выше. Время от времени далеко впереди зажигаются прожекторы. Там — Севастополь. Ползают по небу светлые лучи, а между ними вспыхивают искорки. Это бьют зенитки.

Наконец лучи перестают качаться, скрестившись в одной точке.

— Кто-то из наших попался, — замечает Нина сдержанно и надолго замолкает. Возможно, она думает о том, что и нас ждет та же участь: отступая, враг сосредоточил на небольшом участке, в районе Севастополя, массу прожекторов и зениток.

Наша цель — действующий аэродром под Севастополем. Он работает днем и ночью. Немецкие самолеты совершают рейсы в Румынию и обратно.

К цели подходим на высоте две тысячи метров. В первом полете нас держали прожекторы. Их было много, Нина насчитала больше двадцати. Мы это учли.

Я заранее убираю газ. Снижаемся. Видим: на аэродроме включены посадочные знаки, рулят самолеты с зажженными навигационными огнями. У нас разгорелись глаза: сейчас мы их накроем! Только бы нас не обнаружили раньше времени.

Меня охватывает азарт.

— Целься получше, Нина! Такой случай еще не скоро подвернется!

Тихо. Кругом непроглядная тьма, а внизу огни самолетов и посадочное «Т» из электролампочек. Такое ровненькое, аккуратненькое «Т». Видимо, там ожидают самолет. Из Румынии.

Мы продолжаем планировать. Посадочные знаки становятся все крупнее, ярче. Я забываю обо всем на свете. Ничего в мире мне сейчас не нужно, единственное мое желание — разбомбить немецкий самолет.

Нина вертится в кабине, нервничает. Но вот она замирает на некоторое время, прицеливается. Я чувствую, как самолет качнуло: оторвались бомбы. Грохот. Взрыв с пламенем.